Отец Геннадия Бортникова был человеком жёстким. Военный лётчик мечтал сделать из сына “настоящего солдата”. А Гена любил рисовать и музицировать.
В итоге мечтавшего о художественном институте юношу, родитель определил в Станкостроительный техникум, мол, там из себя сделают мужика.
Юноша выдержал только год. И поступил-таки в Суриковский художественный институт. Отец рвал и метал. И сумел через три месяца отправить отпрыска в Суворовское училище.
Оттуда Гена сбежал… в Троице-Сергиеву лавру. Только после этого лётчик сдался. Мол, живи как хочешь! В кого ты только такой пошёл. Позор мне!
Возвращаться в Суриковский Бортников не стал. С первой попытки стал студентом школы-студии МХАТ. А в 1962-м перспективного выпускника с радостью взял в Моссовет Юрий Завадский.
Красивый, талантливый Гена стал сразу блистать в главных ролях. Завистников такая удача невероятно раздражала.
В театральных коридорах они злорадно просвещали коллег, как из-за «этого выскочки» на последнем курсе школы-студии чуть не лишил себя жизни его однокурсник…
Завадский эту болтовню пресекал. Ему было наплевать на «не ту ориентацию», и позволить портить репутацию актёра от Бога при наличии в Уголовном кодексе статьи…мастер не хотел. Поэтому, видимо, и предупредил парня, когда в 1965 труппа со спектаклями отправилась во Францию.
Там будут встречи с балетмейстером Сержем Лифарем. Ты с ним поосторожнее, у него дурная репутация. Понимаешь? Гена кивнул.
Но совету не внял. И всё свободное время гулял по Парижу в обществе 61-однолетнего старика. Поползли мерзкие слухи…
По возвращении в СССР «кэкгэбэшники» потребовали от Завадского собрать собрание и пригвоздить Бортникова к позорному столбу. Но худрук отказался и смог тогда защитить своего любимца.
В начале 1967 вышла картина «Взорванный ад». И Геннадий стал всесоюзной звездой. Со всех уголков СССР народ повалил в Моссовет «специально на Бортникова».
Успех был грандиозный. Возле театра актёра поджидала армия поклонниц. Чтобы добраться до дома, ему приходилось накладывать толстый слой грима.
Женщины сходили по красавцу с ума, а он оставался один. И после спектаклей спешил к своим «хвостатым друзьям». В его карманах всегда находились заранее припасённые колбаса и сыр.
Ведь во дворе его дома проживало не меньше 15 кошек. Он всех лечил, кормил. И по очереди приводил на пару-тройку дней к себе квартиру. А постоянно у звезды жил самый любимый-кот Марик.
Артист категорически не хотел жениться. Скрывая от окружающих настоящую причину «холодного сердца», говорил: Я понимаю, почему женщин тянет ко мне, как мотыльков на яркий свет. Нет, думаю… Со мной это не пройдёт.
Ты хочешь закрутить отношения только потому, что я звезда. Это всё отравляет. Я никому не верю. И хочу одиночества, уединения! Пусть я буду один, но зато не обманутый, не преданный.
Завадский умер весной 1977. И через год «аморальное поведение» звезды всё-таки вынесли на всеобщее собрание. Он думал это конец…
Но на его защиту неожиданно встали три примы Моссовета: Марецкая, Терехова и Раневская. Последняя тогда сорвала партийное собрание и сказала знаменитую фразу: Что за страна, в которой человек не может распоряжаться собственной жо**й?!
Тем не менее ролей в театре у Бортникова поубавилось. Он всё больше замыкался в себе. В 90-х ему было за 50. И свою “осень” он переживал остро. Как и то, что ему стали предлагать возрастные роли.
Актёр не желал перевоплощаться в «рухлядь». Возмущался… И предпочёл уйти со сцены. Будучи талантливым художником, он стал успешным театральным декоратором. Не бедствовал. Но… чувствовал себя ужасно.
Геннадий вдруг осознал, что не относится к числу самодостаточных людей. Одиночество душило…
И только тогда он горько пожалел, что так и не решился пустить хоть кого-то в своё личное пространство. А ведь было столько встреч, возможностей…
Когда в 2007 его не стало, в театре так и сказали: “Геннадий Леонидович умер от одиночества”. И скорбели об артисте лишь его хвостатые друзья.